Я решила принести эту запись к себе и аккуратно положить в шкатулку.
Такой меня увидел(а) Блу. Наверное, это пока единственный взгляд на меня со стороны, довольно пафосный, милый, усталый.. но очень ценный.
Хотя, наверное, в первую очередь это все-таки красиво)
Я спрашивала у Блу, почему он увидел меня такой.. маленькой.. милой. И Легато спросил, какой еще я могла быть для нее, двадцатипятилетнего демона? Тогда я промолчала. А теперь скажу. Блу, ты мерзкий, эгоистичный, заносчивый, выпадающий из реальности идиот. И видел ты меня не с высоты своего иллюзорного жизненного опыта, а глазами глупой театральной роли, которую ты себе выбрал. Ты не опытный демон-искуситель, а глупая девица далеко не тяжелого поведения. Но я безумна благодарна тебе, за то, чему ты меня научила. И еще... ты никогда это не прочитаешь. Потому что мне стыдно за то, что я храню твои и свои воспоминания.
читать дальше"Львенок с ядовитым жалом"
Лиллиан ставит передо мной чашку крепкого чая и тарелку с куском пирога. Я с тоской смотрю на растекающийся по румяной корочке сладкий крем.
– Лиллиан, – бесцветным голосом напоминаю я, – Я устал. Меня тошнит.
– Ешь, – голос у нее строгий, не терпящий возражений.
– Я не смогу танцевать, – пытаюсь использовать свой последний козырь.
– Сможешь.
Я поворачиваюсь к сидящей рядом со мной белокурой девочке и заговорщицким шепотом спрашиваю:
– Хочешь кусочек?
Взгляд ее полон жалости, но она отрицательно качает головой. Понятно.
Деньги у меня закончились еще сутки назад, так что принимая сегодня днем приглашение на фуршет в честь дня рождения одного из сотрудников конторы, в коей я имею несчастье работать, я не колебался ни секунды. Государственная служба (или ее видимость, как в моем случае), хороша уже там, что непрерывно пьющие чай-кофе коллеги умереть с голоду не дадут в любом случае. Проблема в том, что шампанское, шоколад и фрукты – весьма неудачный заменитель завтрака, равно как и обеда, которого у меня тоже не было. К вечеру мне достаточно было только взглянуть на что-нибудь липкое и сладкое, чтобы желудок начал болезненно сжиматься. Тащиться домой мне все же не хотелось, и я нанес визит амазонкам. А Лиллиан, видимо, решила меня добить.
Я обречено вздыхаю, втайне надеясь, что вскоре появятся другие амазонки и кто-нибудь из них меня спасет. Я пью чай и перебрасываюсь картами с Лиллиан и не пожелавшей меня спасти девчушкой, уделяя игре явно больше внимания, чем сладостям.
Но видимо сегодня все-таки не мой день. Девушки являются как раз в тот момент, когда я под пристальным взглядом Лиллиан пытаюсь проглотить последний кусочек пирога, и сразу тащат меня в мраморный зал.
Терпеливо жду, когда дамы разобьются на пары, и только тогда в притворной растерянности развожу руками:
– У меня нет пары …
– Будешь со мной танцевать, – Лиллиан неумолима.
Я честно стараюсь скрыть изумление и замешательство. Надо же… Все-таки снизошла…
– Блусаммерс!
– А? – вяло отзываюсь я.
– Не смотри в пол!
– Скажи спасибо, что я на него не упал, – ядовито цежу сквозь зубы. Аристократическая садистка.
Темп ускоряется, я начинаю задыхаться.
– Не смотри вниз! – цедит сквозь зубы моя партнерша. – Ты с ноги сбиваешься. Влево поворот, влево. Быстрее!
– Все, – я без сил оседаю на пол. Жалко, что он, в отличие от стен, затянут тканью. Прохладный каменный был бы куда лучше.
– Стоп, девочки. У меня партнер умер. Перерыв.
Дамы разбредаются по залу, весело щебеча под затихающую музыку.
– Вам помочь? – я поднимаю голову: крохотное создание, белокурая Аделин протягивает мне ладошку. Какая прелесть, сейчас заплачу слезами умиления.
– Спасибо, милая, – я легко вскакиваю на ноги, словно это не стоит мне никаких усилий. – Я еще недостаточно низко пал, чтобы подниматься с чужой помощью.
Но и недостаточно хороший актер, чтобы долго изображать боевую готовность. Я делаю несколько шагов и на вполне законных основаниях сползаю на ступеньку рядом с Урсулой. Наша звезда принесла сегодня редкую игрушку – балетные туфельки, пуанты. Старая, потрепанная, покрытая изодранным атласом, но все-таки драгоценность для девушек. Скучающие дамы по очереди примеряют туфельки и пытаются подняться на носки. Судя по их лицам, это немного неприятно.
– Можно взглянуть?
– Можно даже примерить, – в темных глазах пляшут озорные искорки.
Я пожимаю плечами и беру из ее рук маленькую туфельку. Какая мне разница? Скоро они оденут меня в женское платье и заставят подавать им чай.
– Они не просто надеваются, – со смехом объясняет Урсула. –Там резинка, и плетеный…
Мои ноги, освобожденные от грубых тяжелых ботинок по размеру ничем не отличаются от ее изящных ступней. Что? Я не говорил об этом? А зачем по-вашему я таскаю такие ботинки?
– Я заметил, как вы их надевали, – вот ленты мне завязать чуть-чуть сложнее. – Ты предлагала мне помощь, дитя мое?
Я кончиками пальцев касаюсь руки маленькой Аделин. Медленно поднимаюсь на носки. Кусаю губы.
– Это больно.
– Только вначале, – серьезно объясняет Урсула, – совсем немножко.
Я тяжело опускаюсь на пятки. Качаю головой:
– Не в этом дело. Судороги. Я слишком устал. И привык к другой обуви, – я поднимаюсь снова, держусь еще несколько долгих секунд, прикрыв глаза.
– Спасибо. Это было забавно, – возвращаю атласные реликвии хозяйке.
– Лиллиан ЛеМарле! – окликаю свою главную мучительницу. – Помнишь наш уговор?
– Забирай свое сокровище, страдалец.
Я улыбаюсь Аделин.
– Пойдешь со мной? – как я люблю смотреть, как у чистых и непорочных глаза загораются демоническим светом.
– Да! – радостно вскрикивает девочка, всплескивает руками и бросается мне на шею. Смущенный, я отстраняю ее и она виновато опускает глаза.
Снова играет музыка, юная амазонка сжимает мою руку.
– Ты знаешь, что придется делать?
– Я буду делать то, что вы скажете.
– Ты умеешь обращаться с оружием?
– А мне… можно будет?
Ах да. Оружие им иметь запрещают приличия.
– Можно.
– Я научусь! Обязательно научусь!
– Хорошо, милая. Как тебя представить остальным?
Я знаю, ее имя ей не нравиться. Что ж, оно нам и не нужно.
Пылают щеки, сияют глаза:
– Мантикора.
– Хорошо, – одобряю я. Почему бы и нет? Иногда я вполне чувствую себя зверем, загнанным в бестиарий.
– Скажите, а…
– Что, дитя мое?
– Зачем вы делаете то, что причиняет вам боль?
Потому что только боли я могу доверять. Только она реальна. Остальное – мои иллюзии.